Что общего у Джейн Остин, Камю и CNN? Почему в английском романе так мало упоминаний рабов, хотя без рабства не было бы и героев? И главное — можно ли по‑прежнему восхищаться высокой культурой, если она веками была встроена в систему подавления?
Эдвард Саид в своей книге «Культура и империализм» предлагает именно такой взгляд. Он приглашает нас перечитывать канонические произведения не как вечные образцы гуманистической мысли, а как инструменты империи. Он показывает, что культура — не зеркало, а рычаг: с ее помощью не просто объясняли, но и оправдывали колониализм, закрепляя иерархии и «естественные» роли народов и стран. Саид разрушает уютный миф о культуре, находящейся вне политики, и вместо этого предлагает рассматривать литературу, музыку, искусство как части большой машины власти.
Истоки
Эдвард Саид — палестино-американский интеллектуал, филолог, активист и музыкант. Его книга «Ориентализм» (1978) о том, как западный мир воспринимает Восток через призму колониализма и предрассудков, стала одним из крупнейших трудов постколониальных исследований, а написанная в 1993 году «Культура и империализм» выглядит ее логическим продолжением.
В «Ориентализме» Саид совершает поступок, которому западная академия очень долго сопротивлялась: он фокусируется на широком массиве западной культуры (от британского викторианства и французской прозы до романтической оперы и американской прессы) и подрывает фундамент самой гуманистической традиции, разоблачая культуру как соучастницу в деле колониального насилия. Конфликт был настолько острым, что ученый получал угрозы и подвергался преследованию со стороны как произраильских организаций, так и отдельных радикалов в США, в том числе за свою пропалестинскую позицию.
Главный тезис
В написанной больше двадцати лет назад, но едва ли потерявшей актуальность работе Саид показывает, что культура не является автономной сферой, — именно так ее воспринимали в то время. Культура не просто сопутствовала империям, а помогала их строить, и сейчас она также не стоит над политикой. В самых невинных романах, в литературной критике и либеральных дискуссиях может скрываться идеологическое оправдание захвата и насилия. «Беру на себя смелость утверждать, что без империи не было бы и европейского романа, каким мы его знаем», — заявляет автор «Культуры и империализма».
Культура никогда не была декорацией, говорит Саид, она была и остается инфраструктурой системы, в которой Запад определяет себя как центр, а все остальное — как экзотическое, отсталое, опасное «другое». И хотя в классической литературе редко встретишь лозунг «Да здравствует колониализм», но в ней есть нечто куда более эффективное: встроенная иерархия мира, в которой Европа выступает субъектом, а остальной мир — объектом ее воли. Как пишет Саид: «Власть излагать свою позицию (narrate) или препятствовать формированию других нарративов очень важна для соотношения культуры и империализма».
Деконструкция канона
Книга Саида построена как серия вдумчивых прочтений классических западных произведений: «Сердца тьмы» Конрада, «Мэнсфилд-парка» Джейн Остин, «Чужестранца» Камю, романов Флобера, Киплинга, Бронте и других. Саид не отрицает художественной ценности этих текстов, но говорит, что именно их художественность и эстетическая изощренность делают их столь эффективными идеологическими инструментами. Они не учат напрямую — они незаметно внушают, формируют привычки, навязывают карты мира, в которых колонизатор мыслит, а колонизируемый лишь существует либо как проблема, либо вообще как часть пейзажа.
Одним из самых сильных и известных фрагментов книги стал анализ романа Джейн Остин «Мэнсфилд-парк». Саид обращает внимание на тот факт, что источник богатства главных героев, семьи Бертрам, — плантация в Антигуа, и рабы на ней упоминаются лишь вскользь. И в этом вся суть. Империализм встроен в повседневную мораль британского общества через принятую по умолчанию систему, в которой эксплуатация находится где-то вне поля зрения, но исправно поддерживает саму возможность благопристойности и выступает молчаливым основанием «цивилизованного» английского быта.
Рассуждая о той роли, которую колонии играют в романе Остин и английской литературе того времени, Саид приходит к следующему выводу:
«Колонии присутствуют в жизни английского общества, как хороший дворецкий: он должен быть, но его не должно быть ни слышно, ни видно. Колонии необходимы для того, чтобы обеспечивать достаток и поддерживать существующий порядок в метрополии. Больше они ничем не интересны. Конечно, творимое на Антигуа в отношении рабов насилие ужасно и может вызвать только чувство отвращения. Но сами по себе колонии — вещь вполне приемлемая».
Интересно, что Саид не ограничивается английской литературой. Он обращается и к французским авторам (Камю, Флоберу), чтобы показать, что их произведения построены на подавлении конкретных, живых голосов покоренных народов. К примеру, в «Чумe» Камю он видит не только философское размышление о зле, но и радикальное вытеснение колониального контекста: в романе, действие которого происходит в алжирском Оране, практически нет алжирцев. Город пуст, словно колониальной власти и ее последствий просто не существует.
Критика гуманизма
Саид в «Ориентализме» детально разбирает принципы европейского гуманизма. Он показывает, что риторика универсальных ценностей часто служила прикрытием: автор не отвергает гуманизм как таковой, а разоблачает его использование в интересах имперского контроля. Именно такой гуманизм на протяжении столетий позволял оправдывать захват чужих земель, обучение и перевоспитание «дикарей» и экспорт британских или французских моделей порядка.
Саид призывает помнить, что даже бывшие колонии не обретают настоящей свободы: «И если прямой политический контроль ушел в прошлое, экономическое, политическое и зачастую военное господство, сопровождаемое культурной гегемонией… исходящие от Запада и оказывающие мощное воздействие на периферийный мир, остались». Так империя и работает: через романы, музыку, уроки литературы в школах, через музейные залы.
В работе Саида нет ни капли презрения к культуре, — наоборот, он пишет о том, что знает и ценит. Автор и сам был литературоведом, критиком, теоретиком культуры, пианистом, прекрасно разбирался в творчестве Баха, Джойса и Фуко. Но именно поэтому критика в книге так точна: он не отвергает канон, он реинтерпретирует его.
В своем анализе Саид не зацикливается на старых романах, а сознательно выводит книгу как явление за рамки литературной критики, как бы стремясь заранее ответить на критику тех, кто скажет, что «те времена давно прошли» и «мир изменился». Он говорит о механизмах работы мировых СМИ, о бесценностном функционализме академии, о борьбе с «терроризмом» при Рейгане, о том, как после войны в Персидском заливе мир вновь был поделен на «цивилизацию» и «варварство».
Саид приходит к выводу, что империя не исчезла, а просто сменила маску, и теперь ее культурное прикрытие — не викторианский роман, а репортаж, ток-шоу, учебник, туристическая реклама. Книга заканчивается манифестом: необходимо вернуть голос угнетенным культурам, и не как необычной диковинке, а как равноправным участникам мирового диалога.
Почему это важно для нас? Потому что постимперская действительность требует перезагрузки. Мы до сих пор живем по законам колонизаторов, когда считаем западную культуру высокой, а все остальное — экзотическим. Саид предлагает выбраться из ловушки подобного мышления. Книга «Культура и империализм» дает нам возможность увидеть, как глубоко встроена логика господства в систему образования, массовую культуру, в то, как мы смотрим на мир и говорим о нем. После Саида невозможно читать классику так же, как раньше. И пожалуй, в этом его главная заслуга. Необязательно отказываться от Джейн Остин, но читать ее стоит с пониманием того, что осталось за кадром. А это понимание — уже начало нового, более честного культурного диалога.
Литература по теме
