Что делает людей частью одной нации, если большинство из них никогда не встречались и, скорее всего, никогда не встретятся? Почему абстрактные линии на карте оказываются поводом для войны, а старые руины и музейные витрины — символами национальной гордости? В книге «Воображаемые сообщества» ирландский социолог Бенедикт Андерсон предлагает радикально новое понимание нации как продукта исторических, культурных и технологических трансформаций, как воображаемого сообщества, существующего прежде всего в умах людей.
Книга «Воображаемые сообщества» ирландского социолога Бенедикта Андерсона — один из самых влиятельных трудов в дискуссии о национализме в социальных науках. Главная идея книги состоит в том, что нации — это не естественные, а воображаемые сообщества. Это не означает, что они вымышлены или фальшивы. Это значит, что они существуют как образы в умах людей, которые считают себя частью одной общности, хотя большинство из них никогда не встретятся.
Андерсон идет дальше, чем другие авторы, которые считают нацию социальным конструктом, и исследует ее природу и особенности. Он утверждает, что национализм следует «трактовать так, как если бы он стоял в одном ряду с родством и религией, а не либерализмом или фашизмом». Национализм организует наше представление о времени и пространстве, подобно тому как это делали религии и монархии.
Андерсон исследует, почему нации стали возможны благодаря историческим и культурным изменениям, в первую очередь развитию печатного капитализма (массового распространения книг и газет) и упадку религиозных универсалий. С появлением романа и газеты сформировалось линейное представление о времени, а вместе с ним — возможность представить нацию как монолит, который плавно движется по линии из прошлого в будущее. Печатные тексты на доступных широкой публике языках позволили читателям воображать себя частью конкретной читательской аудитории — конкретной нации.
Американец никогда не повстречает и даже не будет знать по именам больше чем горстку из 240 с лишним миллионов своих собратьев-американцев. У него нет ни малейшего представления о том, что они в любой конкретный момент времени делают. Однако есть полная уверенность в их стабильной, анонимной, одновременной деятельности.
Такое представление сменило династические государства, в которых обычные люди представляли время совсем иначе. Они жили в вечном настоящем, каждый был укоренен в своей повседневной реальности и чувствовал связь с другими людьми лишь постольку, поскольку они присутствовали в его или ее жизни. Подготовить такую смену помогло формирование религиозных сообществ: они тоже предлагали некую абстрактную общность всех верующих, которых ожидало общее будущее в раю.Андерсон утверждает, что придумать нацию помогли способы воображения, присущие колониальному государству. Колониальными захватами метрополии, вроде Франции, Англии и Испании, создавали свое национальное воображение. Ключевыми для этого воображения инструментами колониальных администраций были перепись населения, географическая карта и музей. Перепись и статистика, введенные колониальными администрациями для учета подданных, позволили создать идею сообщества, равномерно поделенного на группы по расе, возрасту, роду занятий. Отсюда же пришла идея о том, что, если случайно выбрать из сообщества несколько человек, они будут представлять всех.
Руководствуясь собственной воображаемой картой, государство организовывало новые образовательные, юридические, здравоохранительные, полицейские и иммиграционные бюрократии, и все они строились по принципу этнорасовых иерархий, которые между тем всегда понимались в терминах параллельных серийных рядов.Карта позволила посмотреть на территорию не с точки зрения конкретных занятий и быта, а сверху, со стола колониального коменданта, как на ограниченное границами пятно. Музеи, особенно исторический и этнографический, позволили представить преемственность между современными людьми и теми, кто жил раньше, так, чтобы нация казалась протяженным во времени единством. Андерсон приводит знаменитые слова историка XIX века Эрнеста Ренана: людей одной нации объединяет то, что они «много чего забыли». Именно музейные выставки позволяют удобно оставлять забытым то, что мешает национальному единству, и поддерживать складный рассказ о тех событиях, которые ему способствуют.
В соответствии с логикой колониального учета любому историческому объекту нужно было присвоить серийный номер и поставить его в соответствующий по дате и этничности ряд. В результате такого упорядочивания конкретные памятники и территории оказывались отделены от своих контекстов и превращены в логотипы, легко узнаваемые и бесконечно воспроизводимые. Благодаря этим логотипам люди, которые живут в тысячах километров друг от друга и никогда не видели статую Свободы, могут представить себе свою «американскость».
Книга Андерсона написана легким языком, легко читается и на наглядных примерах показывает связь между развитием капитализма, колониализмом и национальным сознанием. Основное поле экспертизы Андерсона — Юго-Восточная Азия. Поэтому почти все примеры в книге приводятся именно в контексте этого региона. Но идеи, которые предлагает социолог, могут помочь объяснить события далеко за пределами этой территории.
Например, книгу стоит прочитать, чтобы лучше понять, какое отношение колониальные державы имеют к современным территориальным конфликтам между бывшими колониями, например между Израилем и Палестиной, Индией и Пакистаном и так далее. Книга также помогает понять, как линии на карте обрели такую смертельную важность, как сейчас, и вспомнить, что так было не всегда.
Литература по теме
